Встряхиваю ее, начиная терять над собой контроль.

— Хватит жить в своих розовых мечтах.

Я когда-то жил, потому что был дураком. Больше не хочу.

Не доверяю сам себе. Все равно все похерю. Зачем вообще что-то начинать?

Ника всхлипывает. Я прекрасно вижу ее слезы. Чувствую ее боль. Это убивает.

Эти долбаные ощущения. Сраная эмпатия. Всю жизнь преследует. Всю гребаную жизнь с бременем чувств других людей. Ненавижу все это. Закрываюсь, чтобы не чувствовать. Не проникаться. Никем.

Ника затихает.

Ее волосы развеваются на ветру. Эта картинка застрянет в памяти навсегда.

27.2

— Ты говорил, что ночью можно быть самим собой, Ян. Получается, снова врал?

Прикрываю глаза. Все мое существо откликается на ее голос.

— Не врал, — выдаю полушепотом.

Теряюсь в ощущениях и той реальности, что вырисовывается вокруг.

— Побудь сегодня собой. Мне нравится тот, кто разговаривал со мной по ночам. Мне нравишься ты.

Никина ладонь скользит по моей щеке.

Смотрю на нее и пошевелиться не могу.

— Какая разница, что будет потом? — ее голос дрожит. Она вся дрожит, словно от холода.

Выдыхаю и отдаюсь порыву. Обнимаю ее крепко. Касаюсь губами макушки. Ника отзывается на каждое прикосновение.

Это пугает, то, насколько она въелась в кровь, забралась глубоко под кожу. Со мной никогда не случалось ничего подобного. Я старался держаться в стороне от распиаренного вируса под названием «Любовь».

Это она?

Любовь, когда тебя по рукам и ногам связывает?

Трясет от одной только мысли, что человек, к которому ты испытываешь все эти странные чувства, может исчезнуть. Это она? Любовь?

Звонок Никиного телефона слегка отрезвляет, но даже это не способно сейчас оторвать меня от нее.

— Не отвечай, — бормочу ей в губы, прихватывая нижнюю своими. — Не отвечай, — закрываю глаза и задыхаюсь от прошибающих тело ощущений.

Принятие. Капитуляция. Абсолютный белый флаг.

Я стою на коленях перед чертовыми чувствами. Поклоняюсь этой долбаной болезни как сектант. Купидон попал прямо в сердце.

— Это такси, — Ника подносит телефон к уху.

Мы оба часто и громко дышим.

— Дэвушка, я подъехал.

Крепко сжимаю ее руку. Пусть она скажет, что не поедет. Пусть скажет.

— Простите, я… Я отменяю заказ.

Вижу, как дрожат ее пальцы, что она заносит над экраном смартфона, чтобы нажать на кнопку «отменить заказ». Облизывает губы и прячет телефон в карман пальто.

Ветер обдувает мое горящее лицо. Я вот-вот воспламенюсь, несмотря на то, что на улице градусов десять, не больше.

— Я, — запинаюсь, впечатывая ладонь Нике в спину, — я… Не играю.

Ловлю ее взгляд. Он обдает теплом, что отзывается в теле дрожью.

— Больше не играю.

Часто дышу, практически теряя слух. Вижу только, как у нее губы шевелятся, а разобрать ни слова не могу. Чертово сердце скачет по грудной клетке, отдаваясь в голову громким басом.

Делаю шаг назад и тру лицо. Разлохмачиваю волосы. Смотрю на Нику. Она замерла. Стоит напротив и смотрит. В душу мне заглядывает.

— Ты, — касается пальцами своих губ, — мы… Это все?

Отрицательно киваю. У самого в голове не укладывается то, что хочу сказать. Знаю, что еще пожалею об этом. Уверен. Но сейчас мой мозг затуманен какой-то ванильной хренью.

— Мы больше не играем. Теперь все серьезно.

Сказать что-то еще не успеваю. Будто назло моменту, у меня начинает трезвонить телефон. Первая мысль — отмахнуться. Но, когда вижу контакт звонящего, изнутри леденею.

Это мама.

Честно говоря, я всегда испытываю леденящий внутренности страх, когда она звонит. Иногда ловлю себя на мысли, что боюсь услышать в трубке голос врача, полицейского или случайного прохожего, который сообщит мне, что она мертва.

— Да, — выдыхаю громко, на секунду прикрывая глаза.

— Ян, меня завтра отпускают. Ты не спишь? Прости, что поздно. Просто мне так хотелось с кем-то этим поделиться.

— Не сплю, — отвечаю, а сам смотрю на Нику. Она явно слышит женский голос и опускает взгляд.

Выдумывает на ходу, я уверен.

— Мам, я завтра тебя заберу. Ложись спать.

— Ты занят? Прости, я не подумала. Прости.

— Все нормально. Во сколько приехать?

— Я не знаю пока. Позвоню, как только еще раз поговорим с врачом.

— Хорошо.

Выключаю телефон, чтобы никто больше не дозвонился.

— Это твоя мама? — Ника удивленно вскидывает взгляд. — Я думала, вы не общаетесь.

— Я тоже так думал. Давай вернемся в квартиру.

— Ладно.

— Только…

— Что?

Делаю шаг к ней. Смотрю в глаза. Полностью проваливаясь в момент. Касаюсь ее пальцев, переплетаю со своими.

— Поцелуемся?

Ника прикусывает нижнюю губу, будто хочет сдержать улыбку, и серьезно кивает.

Со стороны это выглядит несуразно. Будто мы до смерти боимся друг друга. Нерешительно сближаемся. Впервые чувствую себя каким-то лохом. Передо мной красивая девка, а я мнусь, как пятиклассница.

Смотрю на ее губы, пытаясь избавиться от несвойственной мне оторопи, словно, если сделаю хоть одну промашку, начнется апокалипсис.

Ника привстает на носочки и касается моей шеи холодными пальцами. От места, где она дотронулась, тут же разбегается волна мурашек.

Пропускаю ее темные пряди сквозь пальцы и веду костяшками пальцев по ее холодной щеке, прежде чем все-таки наброситься с поцелуем.

Именно наброситься, как голодный, сука, зверь.

Открываю глаза, потому что адски затекла рука. Я ее даже не чувствую.

В комнате уже светло.

Ника лежит рядом, используя мою руку в качестве подушки. Будить ее не хочется. Вместо этого рассматриваю, как под микроскопом.

Вчера мы вернулись в квартиру почти сразу. Меня еще мотало из стороны в сторону. Ника же, будто ничего сверхъестественного не произошло, разулась и направилась в комнату. Ту, где нашла чертежи. Я сразу двинул следом, скидывая по пути кроссовки.

Молчание затянулось.

Столько всего хотелось сказать, но слов не было. Язык словно прилип к небу.

Пока я ходил за водой, Малинина вырубилась прямо на диване. Перекладывать ее на кровать тупо побоялся. Не хотел будить. Не хотел провоцировать очередной конфликт. Кто знает, что она могла подумать.

Хотя мысли о том, чтобы ее раздеть, въедливо бегали по черепной коробке. В итоге я просто принес плед. Еще час слонялся по квартире. Раз пять покурил. Допил пиво.

А потом лег рядом. На жутко узкий диван.

Ника проснулась буквально на пару секунд, что-то недовольно пробурчала, а потом обняла меня и снова вырубилась.

Я же еще долго не мог уснуть. Прислушивался к ее дыханию и биению сердца.

А теперь вот понятия не имею, что будет дальше, когда она проснется.

Что она скажет? А что делать мне?

Откидываюсь на подушки и прикрываю глаза. Ника шевелится, сползает ниже, высвобождая мою руку. Сразу же поднимаюсь на ноги и иду на кухню.

Вытаскиваю из холодильника минералку и с ноги открываю дверь в спальню, где дрыхнет Азарин. Пинаю его, получая в ответ поток отборного мата.

— Охренел? — снова его пинаю и заваливаюсь на другую сторону кровати. — Подъем, спящая красавица.

— Свали, Гирш, меня сейчас от тебя вырвет.

— Не от меня, а от алкашки. Пьянь.

Азарин морщится и перекатывается на спину. Смотрит на бутылку воды в моих руках. Сглатывает.

— Сушнячок?

— Дай уже сюда, — вырывает минералку из моих рук, начиная заглатывать воду как удав. — Я надеюсь, ты не затупил и Ника все еще здесь? — предъявляет, усаживаясь на кровать.

— Здесь.

— И где благодарность? Лучше в жидком эквиваленте.

— Иди в жопу.

— Ты, судя по всему, на коврике спал, — ржет, допивая остатки воды.

— Ха-ха!

— Время сколько?

— Почти двенадцать.

— Бля. Надо сваливать, если батя узнает, что я был в городе, короче, вот тебе мой совет, Янчик — не тупи.

— Без тебя разберусь.